На моём месте должна была работать какая-то девушка. Во всяком случае, пол соискателя играл важную роль. Мол, девушка по определению хорошо разбирается в косметике и лучше понимает тонкую душевную организацию её потребителей. А ещё с ней банально можно поговорить о своём, о женском.
Кресло этой абстрактной девушки занял я: крепко сбитый мужчина за тридцать, с коротко стриженой головой, азиатской бородой и лохматыми бровями. Сижу в окружении девиц и одним своим присутствием отбиваю у них желание секретничать.
Это, конечно, временно. Рано или поздно кто-то обязательно начнёт, извиняясь, говорить о родах, болезненных месячных и всём том, чего мужчине слышать необязательно. Плавали, - знаем. В газете, где я до этого проработал 8 лет, коллектив был тоже по большей части женским. Но сегодня речь не об этом, а о том, как я оказался в «Крымской Розе».
Этому способствовал один биографический факт. Он дал мне весомое преимущество перед другими претендентами на должность медиа-менеджера. Он помог руководству компании снизить градус принципиальности и закрыть глаза на то, что я мужчина с нулевыми знаниями о косметике и индустрии красоты.
«Он точно чей-то родственник!», «Взяли по блату!»: закричали с галёрки.
Нет. Мимо. Не так тривиально.
Моё каникулярное детство, самые счастливые и беспечные годы прошли в Крымской розе. Так называется посёлок в окрестностях Симферополя. Много лет назад там располагался один из эфиромасличных заводов комбината. Говорят, самый крупный в Европе. Это было градообразующее предприятие, так что почти все жители села так или иначе были связаны с выращиванием и переработкой эфироносов.
Этот снимок сделан в 1984 году для газеты «Сельская новь». Он очень дорог мне. На нём мой дедушка Павел Верещак, бабушка Оля и мама собирают розу.
Большую часть жизни (почти всю) они проработали в Совхозе «Крымская роза». Дед был водителем самосвала. Бабушка трудилась в бригаде: выращивала в теплицах лаванду, собирала и давила розу. Их портреты часто украшали Доску почёта. Бабушку даже наградили Орденом трудовой славы I степени.
Начало летних каникул ассоциировалось с клубникой и уборкой розы. Первый раз меня взяли на поля лет в шесть. Оплата была сдельная. Сколько тогда заработал — не помню. Помню только, что сборочный мешок был велик и ноги в нём постоянно путались. С тех пор сбор розы стал традицией.
Осенью заготавливали черенки лаванды. Поле располагалось метрах в ста от нашего дома. Позавтракав, шли нарезать черенки, а вернувшись - вязали их в пучки по сто штук. Было скучно, но за каждый пучок платили 40 или 50 украинских копеек. На детские карманные расходы хватало.
Потом завод полностью остановил работу, сырьё перестали принимать, роза одичала, а лавандовые поля сгорели (пылали три дня, пока от них ничего не осталось). Год спустя завод распилили на металлолом, вывезли всё за пару недель. Совхоз-миллионер, а с ним и процветающий посёлок стали депрессивными и заброшенными. Было горько. Казалось, что утраченного уже не вернуть.
Однако в 2014 году ситуация изменилась, и на министерском уровне заговорили о возрождении эфиромасличной отрасли. А потом жена принесла домой баночку розовой воды «Крымская Роза», очень нахваливала. Я порадовался. Сразу вспомнился гул работающего завода, грохот гружёных самосвалов на проходной, запах шалфея, лаванды и розы.
Когда узнал, что в компании «Крымская Роза» появилась вакансия по моей специальности, долго не раздумывал. Отправил резюме и звёзды сошлись. Теперь у меня есть возможность продолжить династию «крымрозовцев» и помочь компании вернуть былую славу.
Дмитрий Мезенцев.
